Мое знакомство с Суданом началось с пустыни Баюда, обладающей поразительными ландшафтами, напоминающими голый лунный пейзаж. Уподобившись кочевникам, мы попробовали пересечь пустыню и, конечно, встретили там её обитателей.
Посередине пути нам встретился Хасан – довольно пожилой человек, но проворный как молодая газель. Едва завидев наш автомобиль, он слез со своего верблюда в мгновение ока. Он громко поприветствовал нас, восклицая «Салам!», пожал руки, похлопал по плечам и благословил наши семьи, в то время как его верблюд искоса посматривал в нашу сторону.
Любая встреча с человеком в пустыне – это своего рода праздник. И это действительно вызывает ликование – то, что вы встретили себе подобного в столь пустынном месте. Хасан прилагал массу усилий, чтоб действительно сделать нашу встречу похожей на торжество. Он болтает без умолку, рассказывая что-то на смеси языков.
Все утро мы провели в местности, настолько пустынной и кажущейся бесконечной, что даже океан теряет по сравнению с этим все свое величие. Контрастный, первобытный и прекрасный – именно такой пейзаж открывается взору в пустыне Баюда, растянувшейся в бесконечности.
В отдалении появляется несколько фигур – кто на верблюде, а кто на осле. Вполне вероятно, что это друзья, соседи или родственники Хасана, выехавшие в путь по своим кочевым делам. Однако нам они кажутся затерянными душами, то появляющимися, то исчезающими в библейской пустыне, и, несомненно, обреченными на вечное блуждание.
Чтобы поддержать беседу с Хасаном, я выпалила несколько лестных слов о его верблюде. Однако будьте осторожны со своими познаниями арабского. Как, по-вашему, будет ли уместным для описания животного эпитет helwa («сладкий»)?.. Но Хасан оказался на удивление толерантным, конечно же, он прекрасно понял, что я понятие не имаю, о чем толкую =)
«Он ваш!» — неожиданно вскрикивает Хасан. «Забирайте его! Всего лишь 20 тысяч суданских фунтов!» — с этими словами он передает поводья в мои руки. «Забирайте его и увезите на свою родину! Представьте только: все ваши друзья просто умрут от зависти!» — утверждает он. «Поверьте, это совсем немного за такого верблюда! Только посмотрите – вы ему понравились».
Верблюд смотрит на меня с тоской и унынием. Хасан пожимает плечами. Вероятно, он понял, что я не разбираюсь в ценах на рынке верблюдов и не являюсь серьезным покупателем. Встреча с нами в пустыне для Хасана оказывается небольшим разочарованием.
Он пожимает нам руки и благословляет в путь. Несмотря на возраст, Хасан взбирается на верблюда так же молниеносно, как и слезает с него. Мы возвращаемся в машину и смотрим ему вслед, чтоб увидеть, как далеко тот продвинулся.
Сначала мы не видим мужчину. А потом взору предстает нечто удивительное: Хасан и его верблюд с четкостью отражаются в идеально гладкой серебристой поверхности озера, которого на самом деле не существует. Это и есть самый настоящий пустынный мираж – соединение реальности и иллюзии.
Северный Судан – это практически полностью пустынная территория. Здесь протекает Нил, берущий свое начало в отдаленных дождливых провинциях Африки, и приносящий жизнь в эти бесплодные края.
В большой излучине реки, между четвертым и шестым водопадом расположена пустыня Баюда – восточное продолжение Сахары. Путешествуя с парой гидов, парой фотографов, водителем и поваром, мне кажется, что пересечь пустыню не так уж и сложно: какие-то 200 километров между двумя речными рукавами.
Героический пейзаж Баюды действительно соблазняет романтикой путешествий: верблюды и тюрбаны местных гидов, наводящая жуть пустынная местность, эффектно залитая солнечным светом, а ночью – круг палаток под бесконечным куполом звездного неба, древние развалины в песчаных дюнах.
Итак, древние руины Мероэ.
Выезжая из столицы Судана Хартума на север, я еду по дороге с твердым покрытием, в составе небольшой экспедиции на двух джипах, запакованных палатками, продовольствием, несколькими бочками защитного лосьона от загара, центнером туалетной бумаги и неисправными фонариками. Пейзаж вдоль дороги захватывает дух. Все его элементы – деревянные дома, харчевни, вспаханные поля, машущие руками дети – исчезли один за другим. Кое-где были видны разбросаны акации с плоской кроной, пасущиеся козы становились на задние лапы, объедая листья с нижних веток. Постепенно исчезли и они, оставив лишь узкую полоску асфальта, обочины которой были усеяны взорвавшимися в жару автомобильными шинами, и сплошную пустыню по обеим сторонам.
Через некоторое время заканчивается и асфальтированная дорога, и мы вынуждены ехать дальше напрямую через пески, следуя по вьющимся тропам. Пылевые смерчи танцуют между базальтовыми холмами. А если машина неожиданно застрянет в песках, придется проделать оставшийся путь в полмили до пирамид Мероэ пешком, согласно романтической традиции.
Половина пирамид засыпана песком, в целом они гораздо меньше и намного отвеснее, чем пирамиды в Египте. Хранящие покой правителей таинственного государства Куш, они жмутся друг к другу на вершине гранитной скалы. Уцелевшие части ненамного больше, чем кучи рассыпавшегося щебня. В высшей степени удивительно отсутствие заостренных верхушек пирамид, похищенных итальянскими охотниками за сокровищами в 19 веке.
Обнаружение пирамид в этом отдаленном месте, за тысячу километров от их Египетских сородичей, равносильно открытию дворца династии Тюдоров на озере в Финляндии. Даже если они кажутся здесь неуместными, они восхищают своей древностью и оторванностью от времени. Первые фундаменты этих построек были заложены здесь предположительно в 8 веке до нашей эры.
Помните, что лучше всего не сравнивать пирамиды Мероэ с египетскими, да и вообще не упоминать Египет. Это неуместно здесь, в стране, которая на протяжении всей своей истории конфликтует с соседями.
Наш гид ведет нас в небольшие часовни рядом с пирамидами. И здесь, среди иероглифов и рельефов египетских богов Гора и Ра, изображений фараонов и религиозной атрибутики, он с гордостью указывает вам на изображения женских бедер. В гробницах Долины Царей или на стенах храма Карнака, изображаемые женщины были стройны и худощавы. Эти же бедра, утверждает гид со знанием дела, обводя рукой рельефы, пышные и красивые, они точно принадлежат суданским женщинам.
На следующий день мы пересекаем Нил на небольшом пароме, вместе с пятью верблюдами на борту и древним грузовичком марки «Бедфорд». Паромщик трудится здесь с 12 лет, унаследовав эту работу от отца и деда. Опыт трех поколений сквозит в каждом его движении: в том, как он сутулится на корме, курит сигарету, читает газеты двухнедельной давности, болтает с друзьями, и одновременно вращает с помощью ног большое металлическое колесо парома.
На западном берегу мы купили свежего хлеба в деревенской пекарне. Попили чай в маленьком ларьке, где торгует бойкая и веселая женщина, чьи дочери на выданье весьма выгодно отдаются замуж – всего лишь по цене подержанного автомобиля.
Среди местных жителей я была буквально нарасхват: у меня спрашивали совета, как нелегально иммигрировать из Судана или же переправиться в Саудовскую Аравию.
В конце концов, мы отправились дальше в путь через поля сорго, где мужчины косят урожай. В густой тени пальмовой рощи, три женщины улыбаются нам, пряча лица в платках. Мы попали в пустыню настолько внезапно, что это буквально поразило, так, как будто мы вышли за порог дома.
Верблюды ждали, стоя на коленях в песках, напоминая молящихся Будд. Я осторожно забралась в седло, большие звери поднялись с парой резких рывков, выбросив сначала передние ноги, а потом задние.
Образуя небольшой караван, мы отправились прямиком в объятия Баюды. Некоторое время, благодаря странной акустике пустыни, звуки удаляющейся деревни преследовали нас: крики детей, рев ослов, далекий стук водяных насосов. Потом исчезают и они, оставляя только звук мягких широких верблюжьих шагов по песку. Поездка прошла в молчании.
Издалека пустыня Баюда кажется похожей на чешуйчатую, высушенную шкуру какого-то доисторического существа. Подходя ближе, различается выскобленная ветром пустошь из горных пород, только кое-где разбавленная мягкими волнами песчаных дюн. Посмотрев в одну сторону, я не увидела ничего, кроме нескольких скал далеко на горизонте.
Глянув в другом направлении, я увидела выносливые растения: акации, кустарники с шипами, клочки высушенной травы и ядовитые яблоки Содома. Большинство подобных растений имеют особую, адаптированную к местности корневую систему, проникающую глубоко под песчаный покров, прямо в почву, в поисках подземных вод. А некоторые могут полностью высохнуть, если воды нет, а потом снова возродиться.
Так же как и растения, пустынные животные очень специфические. Здесь водится газель доркас, которая может прожить всю свою жизнь, не выпив и капли воды в чистом виде, получая всю необходимую влагу из растений. Почки гиеновидной собаки специальным образом приспособлены для длительной нехватки воды. Водятся здесь и замечательные вараны, которые чрезвычайно умны. В знаменитом зоопарке Сан-Диего они могут показать чудеса сообразительности: сосчитать до шести, например. Наверное, здесь, в пустыне Баюда, их более дикие родственники и вовсе решают алгебраические уравнения.
Мы ехали целый день через кустарники с шипами и засохшую траву. На закате нас преследовали удлиненные тени, протянувшись по пескам. Из высокого седла на постоянно качающейся верблюжьей спине, пустыня выглядит гипнотически: изнуряющая жара, волны которой плавят воздух перед глазами, медленные тени, ползущие по песку, низко нависшее небо… Кажется, начало сотворения мира должно было выглядеть именно так.
Мы остановились в кемпинге в вади – высохшем русле реки или ручья, посреди отбеленных песком трав, где кузнечики, размером с небольших птиц, прыгают туда-сюда под ногами верблюдов. Палатки стоят под углом, а повар готовит в месте, защищенном от ветра натянутым между двумя колючими кустами тентом.
У костра на огне пастухи готовят особый вид кофе, называемый здесь «джебена» — с имбирем и кардамоном. Ночь опускается внезапно, резко становится темно, небольшое пространство освещает только огонь костра. Лица пастухов, кажется, плавают в темноте отдельно от тел. А наверху, над вами, в бесконечности, колышутся огромные скопления ярких звезд.
В течение следующих двух дней путешествие с сюрпризами по пустыне продолжается – уже на автомобилях.
Мы обнаружили британский памятник в честь экспедиции генерала Гордона во время битвы при Абу Клеа в 1885 году, когда войска махдистов вторглись на британские территории. Тут и там по холмам разбросаны безымянные могилы погибших в битве.
Еще мы посетили потухший вулкан с огромным кратером в сотни футов глубиной, на дне которого находится соленое озеро, откуда добывают соль при помощи ослов. Здесь можно встретить и кочевников, набирающих из скважин чистейшую воду в козьи шкуры, и разливающих ее в кормушки для своего скота.
На ночлег мы опять остановились в высохшем русле реки. Костер, палатки и раскладные стулья – во всем этом есть что-то домашнее, не кочевое. Но через несколько дней после нашего ухода, ветер, постоянно меняющий поверхность пустыни, полностью уничтожит все следы пребывания здесь. Не останется ни одного знака, как будто наше присутствие было только миражом.
Однажды ночью подул сильный ветер: это был знаменитый хабуб, несущий с собой песок и хоронящий в нем целые деревни. Палатки раскачивались и угрожали буквально сорваться с места.
Даже не пытайтесь посреди ночи проверить колышки: сильный ветер может сбить с ног. Пустыня кажется движущейся, змеящиеся струи песка бьют по ее поверхности. Это несколько напоминает шторм в море, а бьющийся о стены палатки песок похож на шум дождя в бурю.
Перед рассветом ветер стих, и наступило утро, обманчиво тихое. Пески были спокойны, как пруд, а голуби мирно ворковали в зарослях акации. Только лишь огромные сугробы песка у палаток напоминали о безумии минувшей ночи.
Один из основных сюрпризов, которые может преподнести пустыня, — это люди, живущие там. Совсем неожиданно перед глазами появилось скопление построенных на скорую руку убогих хижин, небольшое стадо черных коз, несколько печальных ослов. Лает собака и нам навстречу выбегают дети, сопровождаемые людьми в белых одеждах. Их кочевые традиции не позволят пройти мимо, не зайдя на чай.
Одно из таких приглашений приводит нас в семью, состоящую из женщин, с одним только 20-летним мужчиной. Как только мы расселись в крошечной комнате на провисающей железной кровати, появляются три сестры, одна красивее другой. Потом входит их мать, а за ней – и бабушка, крошечная женщина с палкой. Древняя и, кажется, выветренная, она напоминает пустынный пейзаж – ее лицо сплошь состоит из сложной карты линий.
Небольшая хижина ничем не напоминает постоянное жилище. Палаткам кочевники предпочитают временные сооружения, хрупкие конструкции из деревянных опор, на которые в спешке натягиваются циновки и солома.
Кочевники – это люди в постоянном движении, вся их жизнь проходит в упаковывании и распаковывании вещей. Естественно, что все это сопровождает некоторый беспорядок. Седла для верблюдов, веревки и циновки, кастрюли и козьи шкуры покрывают каждый сантиметр свободного пространства.
Вот приносят поднос с чаем, и, как только смолкают шутки, я тут же попытаюсь выяснить, почему же они живут именно здесь, когда Нил, с его соблазнительными зелеными берегами находится всего в нескольких днях езды?!
Старуха морщится при упоминании о реке, вся сеть ее морщин приходит в движение. «Лучшая жизнь для нас – здесь, вместе с нашими животными» — говорит она. «Мы не копаемся в земле, как рабы». Этими словами она провозглашает древнейшую идею жизни кочевников во всем мире: пастух, кочующий со своим стадом, – свободный человек, в то время как фермер, стоящий на коленях в земле – раб. «Река может оказаться плохим местом» — утверждает старуха: «Слишком много людей, слишком много проблем».
Но истина кроется в том, что жизнь в пустыне Баюда меняется. Изменение климата – одна из причин этого. Да, в этих пустынных местностях идут дожди – это сезонные ливни – и растения, на которых пасутся стада кочевников, питаются дождевой водой. Однако нехватка осадков за последние несколько десятилетий подорвала традиционные устои жизни в пустыне, угрожая устоявшемуся за века образу жизни. Множество поселений переместилось на берега реки. Среди молодых людей этой семьи, куда мы зашли на чай, витало ощущение, что старая жизнь с ее благородными кочевыми традициями больше не имеет смысла.
После абсолютной пустоты и простоты Баюды, процесс возвращения к берегам Нила наполняется сладостным чувством. В нубийской деревне недалеко от Старой Донголы, мы едем вдоль оросительных каналов, в тени густых пальмовых рощ. Из бесплодной пустоши мы попали в плодородный мир, наполненный пением птиц и ароматом цветов.
Существует даже особое суданское слово dou’sh, ассоциирующееся с местностью на берегах Нила. Вообще-то оно означает что-то наподобие «аромата мокрой земли», но гораздо глубже подразумевает что-то мягкое, женское, интимное.
Мы провели эту ночь в традиционном нубийском деревенском доме. Большие и скульптурные, с глухими глинобитными стенами, нубийские дома – это поистине торжество минимализма. Из мебели внутри – только несколько стульев и кроватей, для хранения – ряд крючков на стене.
Хозяйка дома – крупная женщина с золотыми зубами и шрамами на лице, которым, наверное, более 50 лет. Как и старая хозяйка хижины в пустыне, она является отражением своей среды обитания – на этот раз обильной и пышной.
Вечером она принесла стул и села рядом со мной во дворе. Улыбнувшись и сверкнув золотыми зубами, попросила чай у проходившей мимо дочери. У нее был вопрос: «Зачем вы путешествуете?».
На мгновение это поставило меня в тупик. Вопрос слишком прост и сложен одновременно, чтоб дать на него быстрый ответ.
«Я хотела увидеть пустыню» — отвечаю.
Женщина морщится в ответ. Для нее, как и для обитателей берегов Нила, пустыня – место злых духов, обитель мертвых.
Я делаю еще одну попытку, надеясь исправить положение: «Я хотела увидеть Нил». Женщина покачивает головой. Этот ответ лучше предыдущего, однако, действительно ли люди способны покинуть свой дом только для того, чтобы увидеть реку, удивляется она.
И тогда, наконец, мня осеняет.
«Я приехала сюда, чтобы встретить вас. Для общения с людьми, вот как с вами».
Это был тот ответ, которого она ждала. Улыбнувшись и вновь сверкнув зубами, она просит принести нам еще чаю и имбирного печенья.
Немного позже я поняла, что этот ответ не был прост и легкомысленен. Это действительно так: придя сюда в поисках пустыни, мы нашли здесь людей.
